Могилёв моего детства. Девяностые. Часть 1

привокзальная площадь 90-2

Говоря о малой родине, каждый вспоминает детские годы, именно они связаны с местом, где мы родились и выросли, чтобы потом искать жизненный путь. Даже если вы никуда не уезжали с тех пор, тот город, из нашего детства, совсем другой, не похожий на нынешний, ведь каждый год вместе с нами он менялся. Я хочу рассказать вам о кусочке своей малой родины, Могилёве, в котором я росла.

 

Моё детство пришлось на девяностые годы, которые принято считать лихими и опасными, переходным периодом из одной эпохи в другую. Этот период наложил отпечаток не только на людей – наш город тоже начал меняться до неузнаваемости.

Где сегодня те покосившиеся двери, захламлённые дворы в шаге от Первомайской, растущие новые здания по соседству с ветхими деревянными избушками прямо в центре города? Могилёв стал очень статным и красивым, но и тогда он имел своё очарование.

Мне повезло вырасти на Карабановке, своеобразном островке полудеревенской жизни в десяти минутах ходьбы от центральных улиц. В нашем босоногом в прямом смысле слова детстве были и овраг, и речка, и высокие горки зимой, и ягоды с чужих огородов летом. Мы росли, сочетая в себе любовь к городскому шуму и тишине узких переулков, где по ночам заливисто поют соловьи.

Так как наш край Карабановки почти вплотную прилегает к железнодорожному вокзалу и Первомайской, каждый выходец из этих мест может преспокойно спать, когда рядом едет товарный поезд, визжат тормоза, или гогочут гуси, или сосед с самого утра завёл бензопилу.

Главным рубежом на границе цивилизованного мира для нас, детей, был высокий мост над путями, который ведёт на железнодорожный вокзал. Ещё были «Красные дома» – район Мир-2, который хорошо просматривается с наших высоких гор. Но они считались недосягаемым миром. А ходить на вокзал, «за мост», малышне строго запрещалось, поэтому мы безумно завидовали старшим, с тоской ожидая их возвращения у подножья ступенек. Они снисходительно приносили нам фантики от конфет и давали подержать в руках вкладыши от жвачек. Помните, «Турбо», «Элен и ребята», «Дональд Дак»?

Когда мы пошли в школу, то есть прошли своеобразный «обряд инициации» и были допущены «за мост» без родителей, счастью не было предела. Там была волшебная страна – ларьки, где продавались все сокровища мира. Там ходили цыганки, от которых мы в страхе убегали. Они приставали к прохожим, цеплялись за них и кричали: «Дай погадаю, всю правду расскажу!», а некоторые, увешавшись с ног до головы колготками, трусами и ночными рубахами, предлагали всем эти товары.

Без денег на вокзале делать было нечего. И мы тщательно готовились. Три молочных бутылки и две из-под лимонада – это два пломбира в стаканчике и ещё что-нибудь (лимонад, жвачка, чупа-чупс). Мы не стеснялись собирать бутылки там, где их оставляли пьяные дядьки, потому что за такие давали гораздо больше денег, потом мыли их под колонкой возле местного магазина и прямо так, мокрыми и слегка в песке, несли в приёмный пункт тёте Тамаре. А потом – на вокзал.

Иногда я пытаюсь вспомнить, когда же исчезли эти ларьки, и не могу. Они стояли длинным рядом вдоль стоянки такси. И чего там только не было… Яркие куклы, машинки, роботы с лампочками, конфеты, жвачки на любой вкус. Особняком стоял киоск с кассетами, где можно было послушать музыку и поглазеть на артистов на ярких обложках.

Ещё одно воспоминание – везде очень много людей. Очереди за мороженым и пирожками, которые две неизменные тётеньки много лет продавали у зала ожидания. Они подавали вкуснейшие пломбир и сливочное в вафельных стаканчиках без упаковок, просто руками, и никто не боялся никакой заразы.

Бесконечная очередь также вилась от ларька, который прозвали «длинным». Он и в самом деле был длинный, с несколькими окошками. Там продавали свежайший хлеб и выпечку.

И мы послушно ждали свою очередь среди ругающихся тёток, чтобы купить главное сокровище – дешёвый и безумно вкусный, только что испечённый пряник «Пионерский».

А потом – за квасом. Ещё одна бесконечная очередь, где все терпеливо жарятся на ярком солнце. Бочка с квасом стояла на самой жаре, но удивительно: напиток всегда был прохладный.

Иногда мы заглядывали в кафе-закусочную, что выходила прямо на перрон. В народе её почему-то прозвали очень оригинально – «Свиное рыло». Там было неуютно и за столиками почти всегда – одни мужчины. Они брали у стойки по две огромных стеклянных кружки разливного пива с шапками пены и сушёную рыбу, а потом зачем-то макали пальцы в соль, смазывали ею край кружки и пили, шумно прихлёбывая пену. Нам, детям, было безумно интересно, зачем они мажут кружки солью, но спросить было страшно.

Возвращаясь на Карабановку, счастливые и с покупками, мы каждый раз останавливались на мосту, если снизу ехал поезд. Особым шиком было плюнуть и попасть прямо на крышу. Мороженое съедалось по дороге к дому, а лимонад и жвачки оставлялись на вечер.

Сейчас я смотрю на чистую, аккуратную Привокзальную площадь и не могу поверить, что когда-то здесь на клумбах сидели чумазые цыганки, а ещё немного жаль тот самый пломбир и пирожки, и пионерский пряник.

Продолжение следует…

Анастасия ТИХОНЕНКО.

печать

Добавить комментарий

Для обеспечения удобства пользователей сайта используются cookies
Принять
Отказаться
Политика конфиденциальности